Серия постов "Заметки брянского старожила" закончилась. Но на днях я случайно обнаружила интервью с Наумом Непомнящим, в котором он рассказывает о своем увлечении музыкой и о музыкальной жизни Брянска в 60-х годах.
Интервью опубликовано в журнале "ТОЧКА!", апрель 2008 г.
Интервью опубликовано в журнале "ТОЧКА!", апрель 2008 г.
Какая музыка играла
В канун международного Дня рок-н-ролла (есть, оказывается, и такой) мы встретились с брянским старожилом и меломаном Наумом НЕПОМНЯЩИМ, чтобы достоверно выяснить, какую все-таки музыку играли в Брянске в пятидесятые и шестидесятые годы прошлого века. Правда, прямо с порога Наум Аронович заявил, что рок-н-ролл он терпеть не может, поставил на старенький проигрыватель пластинку Луи Армстронга (Апрелевского завода) и рассказал, что главной музыкой в Брянске 60-х годов все-таки был джаз.
- Рок-н-ролл! Ну что это?! Там ведь только ритм. А электрогитары? Этих инструментов я вообще не понимаю. Вот Армстронг-другое дело. Его можно слушать вечно. И мы старались играть так, чтобы был настоящий звук. Неважно, танго это было, фокстроты, оркестровая музыка или джаз.
- Вы как с музыкой-то познакомились?
- Батя с фронта привез две трофейные скрипки. Учиться музыке он не мог - семья была бедная, - но сильно мечтал. Забирался в овраг за нашим домом и там подбирал на слух любимые мелодии. Свою мечту он попытался осуществить за мой счет. В музыкальной школе преподаватель Белодубровская какие-то способности во мне разглядела, но на скрипке я учился играть «из-под палки». Жили мы на Трудовой улице, а музыкальная школа была возле сквера Кравцова (сейчас в этом здании находится кафе «Василич»). Пока доберешься... В каждом дворе мальчишки в футбол гоняют, и тут я со скрипочкой иду. Не выдержал. Отцу пообещал, что в обычной школе учиться хорошо стану. Только на таком условии он и разрешил бросить.
- Учиться лучше стали?
- Какое там! Но поступил в лесохозяйственный институт. Там заболел джазом и начал осваивать кларнет, как отец скрипку, самостоятельно. У меня были кумиры: Арти Шоу, Бенни Гудман, о которых вычитал в журнале «Америка». Выписывать его разрешалось только морально устойчивым товарищам, каким был зампредседателя райисполкома Дмитрий Порфирьич Иванов, отец моего друга Митьки. Вот из этого журнала да еще глушеного-переглушеного эфира мы и черпали сведения о джазе.
В 1958 году институт приобрел альт-саксофон, который я тоже освоил, и вместе с другими городскими ребятами мы создали довольно примитивненький диксиленд, играя модные в те времена отечественные мелодии и блюзы. Оркестрик пользовался успехом у молодежи, и где бы мы ни «играли танцы», народу было битком.
На следующий год при клубе завода Дормаш собрался приличный «биг бенд». Это был практически бэнд рабочих: слесарь Женька Акуленко (труба), разметчик Ярик Стокласка, слесарь Ваня Борзыкин и слесарь Гена Васильев (альт-саксофон), фрезеровщик Юра Алилуев (гитара), токарь Алексей Дашанов (тромбон), слесарь Василий Новиков (труба), наладчик швейной фабрики им. Сталина Лев Кукуев (ударник), конструктор Вовка Осин (аккордеон), технолог Георгий Мацкевич (тромбон) и я, инженер- конструктор (кларнет).
Мы знали, что где-то на мясокомбинате обитает музыкант, который раньше играл чуть ли не в оркестре самого Якова Скоморовского. И мы его переманили. Звали его Николай Митрофанович Зудилкин (Зудила). У него был редкий деревянный крытый кларнет и тенор-саксофон довоенного производства ленинградского завода музинструментов.
Играл Зудила всегда самозабвенно, иногда забываясь и теряя ориентировку. Однажды стояли мы в страшную метель на остановке в Фокинском районе. Где-то вдалеке послышались звуки похоронного марша, потом оркестр стал отдаляться, но рыдающий кларнет продолжал двигался в нашу сторону. На проезжей части показал фигура Зудилы.
- Николай Митрофанович, куда это ты? - окликнули мы его.
- Чуваки, а где я? - испугался Зудила. - А где все? Когда это они свернули? - и бросился догонять процессию.
Зудила был нрава бесшабашного. Когда он играл, массивная челюсть вибрировала, глаза горели.
- Николай Митрофанович,- приставал я, - а как получить такой звук?
- Запросто, чувачок, - отвечал Зудила. - Ты берешь дудочку и дуешь... Час, два, день... И у тебя получится! Лет через десять!
- Вот, чувачок, слушай, - еще поучал он меня, - колесо от телеги может нарисовать почти любой. А вот так нарисовать, чтобы оно ехало, может только художник. Так же и в музыке. Играть могут почти все, а вот так играть, чтоб из инструмента выходила музыка, могут только музыканты!
Я и старался Зудилкину понравиться.
- Понравились?
- Не успел. Но главное - я понравился шеф-повару ресторана, где мы играли. Михалыч как-то поймал меня, привел на кухню (она была в полуподвале) и говорит: «Ой, как вы хорошо играете. Раньше играли, ни хрена на кухне не слышно было, а сейчас работать - одно удовольствие!» И жаренки мне отвалил.
- Популярность была приятна?
- Не всегда. Однажды меня ограбили. У меня был итальянский саксофон, в комиссионке купленный. Как-то ночью 1963 года почти возле самого дома меня звезданули по голове и этот саксофон (я возвращался с концерта) умыкнули.
Похитителя так и не нашли. Не осталось у меня ни саксофона, ни кларнета, ни отцовой скрипки, пропавшей в перестройку, а в середине 80-х перестал существовать и оркестр. Наступило время совсем другой музыки. А у меня остались только портреты: вышитые собственноручно Луи Армстронг и Мерлин Монро.
Беседовала Наталья Бочарова
- Вы как с музыкой-то познакомились?
- Батя с фронта привез две трофейные скрипки. Учиться музыке он не мог - семья была бедная, - но сильно мечтал. Забирался в овраг за нашим домом и там подбирал на слух любимые мелодии. Свою мечту он попытался осуществить за мой счет. В музыкальной школе преподаватель Белодубровская какие-то способности во мне разглядела, но на скрипке я учился играть «из-под палки». Жили мы на Трудовой улице, а музыкальная школа была возле сквера Кравцова (сейчас в этом здании находится кафе «Василич»). Пока доберешься... В каждом дворе мальчишки в футбол гоняют, и тут я со скрипочкой иду. Не выдержал. Отцу пообещал, что в обычной школе учиться хорошо стану. Только на таком условии он и разрешил бросить.
- Учиться лучше стали?
- Какое там! Но поступил в лесохозяйственный институт. Там заболел джазом и начал осваивать кларнет, как отец скрипку, самостоятельно. У меня были кумиры: Арти Шоу, Бенни Гудман, о которых вычитал в журнале «Америка». Выписывать его разрешалось только морально устойчивым товарищам, каким был зампредседателя райисполкома Дмитрий Порфирьич Иванов, отец моего друга Митьки. Вот из этого журнала да еще глушеного-переглушеного эфира мы и черпали сведения о джазе.
В 1958 году институт приобрел альт-саксофон, который я тоже освоил, и вместе с другими городскими ребятами мы создали довольно примитивненький диксиленд, играя модные в те времена отечественные мелодии и блюзы. Оркестрик пользовался успехом у молодежи, и где бы мы ни «играли танцы», народу было битком.
На следующий год при клубе завода Дормаш собрался приличный «биг бенд». Это был практически бэнд рабочих: слесарь Женька Акуленко (труба), разметчик Ярик Стокласка, слесарь Ваня Борзыкин и слесарь Гена Васильев (альт-саксофон), фрезеровщик Юра Алилуев (гитара), токарь Алексей Дашанов (тромбон), слесарь Василий Новиков (труба), наладчик швейной фабрики им. Сталина Лев Кукуев (ударник), конструктор Вовка Осин (аккордеон), технолог Георгий Мацкевич (тромбон) и я, инженер- конструктор (кларнет).
Мы знали, что где-то на мясокомбинате обитает музыкант, который раньше играл чуть ли не в оркестре самого Якова Скоморовского. И мы его переманили. Звали его Николай Митрофанович Зудилкин (Зудила). У него был редкий деревянный крытый кларнет и тенор-саксофон довоенного производства ленинградского завода музинструментов.
Играл Зудила всегда самозабвенно, иногда забываясь и теряя ориентировку. Однажды стояли мы в страшную метель на остановке в Фокинском районе. Где-то вдалеке послышались звуки похоронного марша, потом оркестр стал отдаляться, но рыдающий кларнет продолжал двигался в нашу сторону. На проезжей части показал фигура Зудилы.
- Николай Митрофанович, куда это ты? - окликнули мы его.
- Чуваки, а где я? - испугался Зудила. - А где все? Когда это они свернули? - и бросился догонять процессию.
Зудила был нрава бесшабашного. Когда он играл, массивная челюсть вибрировала, глаза горели.
- Николай Митрофанович,- приставал я, - а как получить такой звук?
- Запросто, чувачок, - отвечал Зудила. - Ты берешь дудочку и дуешь... Час, два, день... И у тебя получится! Лет через десять!
- Вот, чувачок, слушай, - еще поучал он меня, - колесо от телеги может нарисовать почти любой. А вот так нарисовать, чтобы оно ехало, может только художник. Так же и в музыке. Играть могут почти все, а вот так играть, чтоб из инструмента выходила музыка, могут только музыканты!
Я и старался Зудилкину понравиться.
- Понравились?
- Не успел. Но главное - я понравился шеф-повару ресторана, где мы играли. Михалыч как-то поймал меня, привел на кухню (она была в полуподвале) и говорит: «Ой, как вы хорошо играете. Раньше играли, ни хрена на кухне не слышно было, а сейчас работать - одно удовольствие!» И жаренки мне отвалил.
- Популярность была приятна?
- Не всегда. Однажды меня ограбили. У меня был итальянский саксофон, в комиссионке купленный. Как-то ночью 1963 года почти возле самого дома меня звезданули по голове и этот саксофон (я возвращался с концерта) умыкнули.
Похитителя так и не нашли. Не осталось у меня ни саксофона, ни кларнета, ни отцовой скрипки, пропавшей в перестройку, а в середине 80-х перестал существовать и оркестр. Наступило время совсем другой музыки. А у меня остались только портреты: вышитые собственноручно Луи Армстронг и Мерлин Монро.
Беседовала Наталья Бочарова
Комментариев нет:
Отправить комментарий