Письмо первое
Письмо второе
Черные птицы из Красной книги
Впервые я увидел их лет двенадцать — пятнадцать назад, когда еще школьником на каникулах днями пропадал в лесных и луговых дебрях, окружающих Белую Березку. Незнакомая птица ходила по краю болота. Над высокой травой в знойном мареве расплывалась и колебалась ее голова на длинной шее. Вот птица взошла на упавшее дерево и стала оглядываться. Удивительно! Очень похожая на гнездившихся рядом с нашим домом белых аистов, но вся черная. Лишь брюшко белое. А длинный клюв и голенастые ноги — ярко-морковного цвета. «Чин-ни!» — вдруг раздался мягкий осторожный возглас, и вторая точно такая же птица пролетела над болотным маревом. «Чин-ни!» — негромко ответила моя птица, и обе растворились за лесом.
Мне никто не мог сказать, как называется таинственная птица. «Да и вообще, — говорили, — такой не бывает, тебе померещилось». Но в школьной библиотеке нашелся определитель, а в нем на цветной вклейке я сразу узнал ее. Черный аист. После же узналось, что птица эта очень редкая, внесена в Красную книгу СССР. И что в отличие от своего белого собрата живет черный аист только в старых глухих лесах, окруженных непроходимыми болотами. На зимовку летает в экваториальную Африку, на третьем году — и на всю жизнь — создаются пары. О повадках птицы вследствие ее малочисленности почти ничего не известно.
Теперь все, что ни узнавал я о черных аистах, записывал и складывал в специальную папку. Но получилось так, что материалы в ней копились не о самих черных аистах, а о черных делах: о деревьях с гнездами, пущенных в рубку; об убитых птицах и даже — о супе из черного аиста, сваренном охотником-трубчанином. Когда я сказал ему, что тот аист зимовал в Африке, он дикарски обрадовался: мол, надо же, ел мясо с самого экватора!
Удивительно ли, что начиная с 1980 года о недавних встречах с черными аистами никто уже рассказать не мог. Не хотелось верить, что они исчезли здесь навсегда.
Поиски начал... зимой. Искал огромные гнезда. На подробной карте лесные кварталы были разбиты на квадраты со сторонами в 200 метров. И пошло однообразное прочесывание этих квадратов. Идешь, смотришь на сто метров вправо, на сто влево. Пропускал лишь болота и мелколесья. И вот после третьей зимы поисков на карте оставалось лишь несколько «белых пятен», одно из них — всего в полукилометре от кордона. Место и не низкое, но все изрезано логами, по ним из Конского болота плывет в Неруссу незамерзающая торфяная жижица. Обе попытки забраться туда прошедшей зимой закончились тем, что я бегом возвращался на кордон мокрый по пояс.
В нынешнем мае, едва дождавшись теплой погоды и спада воды, я перебрел водные преграды и оказался в царстве старых дубов, диких уток и комаров. И тут же, тридцати шагах — о, удача! — увидел кормящегося черного аиста. А вскоре нашел и гнездо. А потом была неделя, наверное, пока самая памятная в жизни. Быть рядом с черными аистами не прискучило бы и месяц, но, боясь потревожить их, ограничил себя неделей. Из скрадка, подвешенного к ольхе на двадцатидвухметровой высоте, я наблюдал за птичьей семьей. До гнезда — восемь шагов, можно было фотографировать без длиннофокусного объектива. В окошечко скрадка видны были даже крошечные перышки, и оказалось, что цвет не чисто черный, а с зеленоватым отливом. Осторожнейшие птицы не подозревали о столь близком присутствии человека и вели себя, как обычно: кормили троих детей, чистились и даже ссорились. Нет у черного аиста степенности и вельможности, присущих белому, движения его тихи и несмелы.
Различны и повадки. Все знают, что у белого аиста голоса нет, он лишь трещит, клювом. Черные же переговариваются негромким звуком «чин-ни», а, тревожась, могут визгливо скрипеть. Когда птенцы выпрашивают пищу, они верещат, иногда крякают, но не так надсадно, как утки, а тихо и мягко — в пятнадцати шагах уже и не услышишь. Кстати, оперение у птенцов до месячного возраста совершенно белое.
Мне приходилось наблюдать гнездовую жизнь многих птиц. Видел, как канючата съели своего младшего братца, как затаптывали друг друга, борясь за корм, совята, как сталкивали с гнезда ослабевшего брата белые аистята. У птенцов же черных аистов было какое-то согласие, так и хочется сказать, культура поведения во время еды. Отрыгнет взрослая птица лягушку. Сидит троица птенцов над ней, любуется. Никто не бросается захватить первым, а только кивают головами, словно предлагают друг другу. Наконец самый голодный возьмет осторожно, оглянется — не обидел ли кого — и лишь тогда проглотит. А другие смотрят на него вроде как с умилением: на здоровье, братец!
Занимательно наблюдать, как покормивший птенцов взрослый аист подойдет к краю гнезда, собираясь лететь за новой добычей, потопчется перед прыжком, но раздумает и остановится. Весь вид его говорит: одну только минуточку передохну и полечу. Потом разморит его, ногу подожмет под себя и начинает в дремоте, совсем как человек, «клевать носом». Встрепенется, встанет на обе ноги, распушит на груди черную манишку, удобно уложит на нее клюв так, что он утонет во встопорщенных перьях, и замрет. Вскоре опять нога начинает непроизвольно подтягиваться вверх, клюв сползает с манишки. Дремлет аист, дремлет, пока проголодавшиеся аистята не начнут теребить за ноги. Тогда спохватится: что это, в самом деле, разоспался среди бела дня! И разворачивает бурную деятельность: расправит у детей на голове перышки, проверит, крепок ли на краю гнезда сук, склюнет заползшую к птенцам букашку, зачем-то сорвет низко спустившуюся зеленую веточку. Обычно это делается перед самым прилетом напарника, невольно подумаешь, что и у аистов есть показуха.
В начале августа, как и положено, повзрослевшие аистята покинули гнездо, и всю пятерку можно было увидеть парящей над лесом.
Быть или не быть черным аистам в Брянских лесах?
Письмо второе
Черные птицы из Красной книги
Впервые я увидел их лет двенадцать — пятнадцать назад, когда еще школьником на каникулах днями пропадал в лесных и луговых дебрях, окружающих Белую Березку. Незнакомая птица ходила по краю болота. Над высокой травой в знойном мареве расплывалась и колебалась ее голова на длинной шее. Вот птица взошла на упавшее дерево и стала оглядываться. Удивительно! Очень похожая на гнездившихся рядом с нашим домом белых аистов, но вся черная. Лишь брюшко белое. А длинный клюв и голенастые ноги — ярко-морковного цвета. «Чин-ни!» — вдруг раздался мягкий осторожный возглас, и вторая точно такая же птица пролетела над болотным маревом. «Чин-ни!» — негромко ответила моя птица, и обе растворились за лесом.
Теперь все, что ни узнавал я о черных аистах, записывал и складывал в специальную папку. Но получилось так, что материалы в ней копились не о самих черных аистах, а о черных делах: о деревьях с гнездами, пущенных в рубку; об убитых птицах и даже — о супе из черного аиста, сваренном охотником-трубчанином. Когда я сказал ему, что тот аист зимовал в Африке, он дикарски обрадовался: мол, надо же, ел мясо с самого экватора!
Удивительно ли, что начиная с 1980 года о недавних встречах с черными аистами никто уже рассказать не мог. Не хотелось верить, что они исчезли здесь навсегда.
Поиски начал... зимой. Искал огромные гнезда. На подробной карте лесные кварталы были разбиты на квадраты со сторонами в 200 метров. И пошло однообразное прочесывание этих квадратов. Идешь, смотришь на сто метров вправо, на сто влево. Пропускал лишь болота и мелколесья. И вот после третьей зимы поисков на карте оставалось лишь несколько «белых пятен», одно из них — всего в полукилометре от кордона. Место и не низкое, но все изрезано логами, по ним из Конского болота плывет в Неруссу незамерзающая торфяная жижица. Обе попытки забраться туда прошедшей зимой закончились тем, что я бегом возвращался на кордон мокрый по пояс.
В нынешнем мае, едва дождавшись теплой погоды и спада воды, я перебрел водные преграды и оказался в царстве старых дубов, диких уток и комаров. И тут же, тридцати шагах — о, удача! — увидел кормящегося черного аиста. А вскоре нашел и гнездо. А потом была неделя, наверное, пока самая памятная в жизни. Быть рядом с черными аистами не прискучило бы и месяц, но, боясь потревожить их, ограничил себя неделей. Из скрадка, подвешенного к ольхе на двадцатидвухметровой высоте, я наблюдал за птичьей семьей. До гнезда — восемь шагов, можно было фотографировать без длиннофокусного объектива. В окошечко скрадка видны были даже крошечные перышки, и оказалось, что цвет не чисто черный, а с зеленоватым отливом. Осторожнейшие птицы не подозревали о столь близком присутствии человека и вели себя, как обычно: кормили троих детей, чистились и даже ссорились. Нет у черного аиста степенности и вельможности, присущих белому, движения его тихи и несмелы.
Различны и повадки. Все знают, что у белого аиста голоса нет, он лишь трещит, клювом. Черные же переговариваются негромким звуком «чин-ни», а, тревожась, могут визгливо скрипеть. Когда птенцы выпрашивают пищу, они верещат, иногда крякают, но не так надсадно, как утки, а тихо и мягко — в пятнадцати шагах уже и не услышишь. Кстати, оперение у птенцов до месячного возраста совершенно белое.
Мне приходилось наблюдать гнездовую жизнь многих птиц. Видел, как канючата съели своего младшего братца, как затаптывали друг друга, борясь за корм, совята, как сталкивали с гнезда ослабевшего брата белые аистята. У птенцов же черных аистов было какое-то согласие, так и хочется сказать, культура поведения во время еды. Отрыгнет взрослая птица лягушку. Сидит троица птенцов над ней, любуется. Никто не бросается захватить первым, а только кивают головами, словно предлагают друг другу. Наконец самый голодный возьмет осторожно, оглянется — не обидел ли кого — и лишь тогда проглотит. А другие смотрят на него вроде как с умилением: на здоровье, братец!
Занимательно наблюдать, как покормивший птенцов взрослый аист подойдет к краю гнезда, собираясь лететь за новой добычей, потопчется перед прыжком, но раздумает и остановится. Весь вид его говорит: одну только минуточку передохну и полечу. Потом разморит его, ногу подожмет под себя и начинает в дремоте, совсем как человек, «клевать носом». Встрепенется, встанет на обе ноги, распушит на груди черную манишку, удобно уложит на нее клюв так, что он утонет во встопорщенных перьях, и замрет. Вскоре опять нога начинает непроизвольно подтягиваться вверх, клюв сползает с манишки. Дремлет аист, дремлет, пока проголодавшиеся аистята не начнут теребить за ноги. Тогда спохватится: что это, в самом деле, разоспался среди бела дня! И разворачивает бурную деятельность: расправит у детей на голове перышки, проверит, крепок ли на краю гнезда сук, склюнет заползшую к птенцам букашку, зачем-то сорвет низко спустившуюся зеленую веточку. Обычно это делается перед самым прилетом напарника, невольно подумаешь, что и у аистов есть показуха.
В начале августа, как и положено, повзрослевшие аистята покинули гнездо, и всю пятерку можно было увидеть парящей над лесом.
Быть или не быть черным аистам в Брянских лесах?
Игорь Шпиленок
Опубликовано в газете "Брянский рабочий" 6 октября 1983 г.
Продолжение следует...
Опубликовано в газете "Брянский рабочий" 6 октября 1983 г.
Продолжение следует...
Вот он, красавец черный аист.
Интересные факты и превосходный стиль письма. Спасибо.
ОтветитьУдалить