пятница, 24 февраля 2012 г.

Дело "Божьей коровки" ч. 3

Дело "Божьей коровки" ч. 1
Дело "Божьей коровки" ч. 2
Продолжение статьи из газеты "Брянское время" (№ 18, 1992 г.)
"Божья коровка". Дело "стиляг-насильников" из Брянска
    В брянской истории этот судебный процесс оказался, пожалуй, самым истеричным. Областной суд еще только допрашивал подсудимых и свиде­телей — он продолжался с 20 сентября по 11 октября 1960г., — а в брянских газетах уже сообщалось, что «общественность Брянщины поднима­ет свой гневный голос против тех, кто надругался над светлыми чувствами юношества». Суд до вынесения приговора успел получить около двух десятков писем.
    Кампания борьбы, конечно же, дирижировалась. Одинаковые чувства обуревали унечских доярок и жуковских велостроителей, узнавших в один день и неизвестно откуда о существовании брянских стиляг. Примета вре­мени: все осуждали, требовали са­мых суровых мер искренне и гневно.

Из писем в суд: «Нельзя без возмущения писать о стилягах-пошля­ках, которых судят в Брянске. Это гниль, которую нужно удалять. Группа девушек с дормаша.
    «Мы не можем терпеть, чтобы эти человеческие выродки находились среди нашей молодежи. Мы просим областной суд вынести им самый суровый приговор. (6 подписей)».
    «Мы, как и все трудящиеся Брян­ской области, присоединяем свои голоса к мнению всей общественно­сти, заклеймившей позором гнусных стиляг и отцов, воспитавших таких детей. (5 подписей)».
    Заметим, что общественность при­зывала вынести самый суровый приго­вор, не зная вовсе никаких подробно­стей. Если назвать послужной список «Божьей коровки», составленный следствием, — четыре изнасилования и две попытки изнасилования, то, казалось, и вовсе членов сексуальной банды было впору публично вешать на фонарных столбах. Тем более, что прокурор это формулировал так: «...совращали, заманивали, насилова­ли...»
    Эпическая картина разврата, нари­сованная следствием, начала рассы­паться с первых дней суда.
    Не выдержал критики тезис, что члены «Божьей коровки» только и ду­мали о сексуальных утехах. За исклю­чением пары отъявленных шалопаев, у каждого были свои заботы. У одно­го — «хорошая должность на строи­тельстве», второй был чемпионом города по велоспорту, третий учился, и неплохо. И собирались они от случая к случаю, чаще по праздникам. В зави­симости от состава присутствующих на вечеринке проходили они по-разному.
    Свидетельница Светлана К. (21 год) вспоминала на суде: «Однажды на Новый год была на вечере у подруги. Туда явились ребята-стиляги. Там был Герман и еще кто-то. Ребята вели себя очень хорошо».
    Но суд интересовали в первую очередь не хорошие вечера, а «плохие». Что же происходило на них?
    Факт установленный и неоспоримый. В меру молодых сил и фантазий молодежь занималась любовными утехами.
    В показаниях подсудимых, постра­давших, свидетелей в деталях описаны несколько криминальных вечеров, одинаковый сюжет: «дом без взрослых», выпивка, танцы полунагишом темноте, сексуальные развлечения. Напомню, что в подавляющем большинстве народ был молодой и неже­натый.
    Бордель — он и есть бордель. Неистовые французские репортеры, помнится, составили подробную книжицу о похождениях молодого Ильича в Париже. Воспоминаниями делились жрицы любви. Делалось тогда все к взаимному удовольствию сторон, однако, узнав о пикантных деталях из жизни выдающегося человека, наше нравственное чувство вопиет. Что тут делать? Ну, было и было. Нравы можно осуждать, но за это вроде не судят?
    Версия следствия по «Божьей ко­ровке» была такова: с одной сторо­ны — стиляги, испорченные, перени­мающие буржуазные ценности, с дру­гой — униженные, изнасилованные «простые честные девушки». На ру­ках — сразу несколько заявлений от девушек о покушении на их честь.
    Но в том-то и дело, что на суде «простые, честные девушки» одна за другой стали отказываться от показа­ний, данных на предварительном следствии. Одна (по ее заявлению пять человек обвинялись в групповом изнасиловании) признавалась, что са­ма не стала бы писать, если бы ее не вызвали к прокурору. До этого она показывала, что сам момент группового изнасилования не помнит, так как была совершенно пьяна, зато «когда я проснулась в доме Светланы, то обнаружила, что нет моих трусов... Я догадалась, что меня изнасилова­ли».
    Вторая уверяла: ее вынудили под­писать показания об изнасиловании в милиции, хотя ничего такого не было.
    Третья в судебном заседании со­общила, что в интимные отношения с подсудимыми вступала по взаимно­му согласию. Прокурор тут же пред­ложил возбудить в отношении «экс-потерпевшей» уголовное дело о даче заведомо ложных показаний, но та все равно стояла твердо и от своих слов не отказалась...
    Или вот эпизод. В 12 ночи, тихо, чтобы не разбудить родителей, 18-летняя девушка приходит в гости к своему 19-летнему кавалеру. Потом они отдыхают на постели, раздев­шись. Потом, по словам потерпевшей, кавалер ее насилует. Затем отправля­ется на кухню, а часа два спустя возвращается в комнату и насилует еще раз. Утром эта девушка-медсе­стра спасает своего ночного друга от увольнения за прогул, выдав чистый бланк больничного. Заявление об изнасиловании она напишет четыре месяца спустя, когда «все начнут писать». А начинали девушки писать обычно после второго или третьего допроса.
    Непросто, думается, было суду подытожить путаные свидетельства потерпевших, которые заявляли: в течение ночи с «этим» и «этим» я жила добровольно, а вот «тот» понудил, надругался.
    Самое удивительное, что позже в приговор вошли эпизоды, осно­ванные на показаниях потерпевших, обвиненных судом в даче заведомо ложных показаний. Адвокаты, сумми­руя замечания по протоколу судебно­го заседания, указывали: в протокол удивительным образом не вошли свидетельства, которые могли бы в какой-то мере подвергнуть сомне­нию версию, выдвинутую следствием.
    Позже кто-то пройдется по матери­алам дела с красным карандашом. Любопытен выбор свидетельств. Под­черкнуто: «Я считаю, что эту компа­нию надо выселить из Брянска»; «Герман мне сказал, что хочет развра­тить всю Бежицу» и т, д. Зато красный карандаш «не заметил» таких признаний: «Потом эти девушки начали курить и вести себя безобразно»; «Если б девчонки не захотели себя так вести, никто бы с ними ничего не сделал».
    Как бы то ни было, всего по делу «Божьей коровки» осудили десять человек. Двое получили по 10 лет, остальные — от одного года до трех лет. Почему получился такой «раз­брос» в сроках, знали, наверное, только судья и господь Бог.
    Из брянских газет. «Язва на здоро­вом организме молодежи города вскрыта. И задача общественности — до конца выкорчевать этот гнойник».
    «Волна гнева трудящихся, вско­лыхнутая сообщением о подлых дея­ниях «божьекоровников», продолжа­ет расти... Настал период суда обще­ственного над всеми, кто был связан с подлой шайкой «Божья коровка».
    «Эту шваль с узкими брючками, галстуками-бабочками нужно гнать в три шеи отовсюду, где она только появится».
    «Пора очистить центральные улицы города от стиляг-паразитов. Нужно разобраться с каждым из них, заста­вить их вести скромный и достойный образ жизни, а если понадобится, то и выселить из Брянска!!».
    ...Началась вакханалия борьбы за советскую нравственность. Передо­вой рабочий из Клинцов обозвал в «Брянском комсомольце» брата одного из подсудимых «дерьмом, скотиной». В послесловии к заметке редакция заметила: «Автор прямо, с подкупающей страстностью и иск­ренностью дает отповедь членам преступной шайки и их подражате­лям». Журналист А. Шкроб вскрыл гнездо стиляг в БИТМе. Призвав: «Чтоб горела у них земля под ногами», он поименно перечислил всех, кто носит пестрые галстуки. Некоторых было предложено исклю­чить из института. На комсомольских собраниях каялись девушки из став­шей знаменитой компании. Коллекти­вы принимали резолюции об уста­новлении «особого контроля» над теми, кто был замешан в деле, но не был осужден.
    Одна из девушек уехала в Игарку, но, как радостно сообщил «Брянский комсомолец», «молодежь Игарки не захотела дышать с ней одним возду­хом. Ее изгнали из сибирского горо­да». Всерьез обсуждались вопросы «о переселении пособников стиляг-развратников». Некто В. Герасименко предложил создать комсомольские группы, которым «предоставить пра­во заводить стильно одетых в отделе­ние милиции, там отбирать и уничтожать их одежды».
    И ведь помните же?! Создали. И штаны ножницами разрезали, и во­лосы укорачивали. Или волосы стриг­ли позже?
    Делали это комсомольские активи­сты, в пьянках и дебошах преуспев­шие куда больше гонимых стиляг.
    В «Крокодиле» одну за другой печатали карикатуры на стиляг, по которым молодежь провинции узна­вала и осваивала новые извивы моды.
    Четыре года должно было пройти, прежде чем заместитель прокурора РСФСР Б. Кравцов написал протест по делу «Божьей коровки».
    Шаг за шагом исследуя материалы дела, он безоговорочно разбил боль­шинство доводов следствия, как неу­бедительные. Он заявил, что одна из главных свидетельниц явно оговорила осужденных, обратил внимание на личности заявительниц, их бурную, противоречивую личную жизнь.
    Из всех осужденных к этому време­ни в заключении оставались только двое. Президиум Верховного суда РСФСР снизил им меру наказания. «За ними» остался эпизод в группо­вом изнасиловании той самой де­вушки, которая, проснувшись поутру и протрезвев, самого эпизода не помнила, но полагала, что все «это» было, непременно было. Впрочем, полностью реабилитировать стиляг было бы бестактно и «политически неправильно».
    ...Есть устойчивое мнение в нашем народе, что пересолить лучше, чем недосолить. Что лучше наказать «с за­пасом». Чтоб помнил, чтоб впредь неповадно было. Вот так «с запасом» наказали стиляг из «Божьей коровки». Возможно, их грехи молодости и не заметили бы, не носи они узких брюк и клетчатых пиджаков, не люби джаз, не высовывайся. А так— «Сорную траву — с поля вон!» Вон из Брянска, вон из Игарки. Куда? А в никуда! Они попали в барабан кампании борьбы со стилягами. Их затянуло и перемололо.
    Потом один умер. Второй спился, но лечиться упорно не хотел. Третий эмигрировал. Четвертый выбился в небольшие начальники. Пятый как слесарил на заводе, так и слесарит. По слухам, вроде машину купил...

Юрий Фаев

Еще не всё...

Комментариев нет:

Отправить комментарий